Утраченного чародейства Веселым ветрам не вернуть! А хочется Адмиралтейству Пронзить лазоревую муть.
Каждый вечер я смотрю с обрывов На блестящую вдали поверхность вод; Замечаю, какой бежит пароход: Каменский, Волжский или Любимов.
Туман и майскую росу Сберу я в плотные полотна, Закупорив в сосудец плотно, До света в дом свой отнесу.
Умывались, одевались, После ночи целовались, После ночи, полной ласк. На сервизе лиловатом,
Мне не спится: дух томится, Голова моя кружится И постель моя пуста,— Где же руки, где же плечи,
Из поднесенной некогда корзины Печально свесилась сухая роза, И пели нам ту арию Розины: «Io sono docile, io sono rispettosa».
Стеклянно сердце и стеклянна грудь — Звенят от каждого прикосновенья, Но, строгий сторож, осторожен будь, Подземная да не проступит муть
Зачем луна, поднявшись, розовеет, И ветер веет, теплой неги полн. И челн не чует змеиной зыби волн, Когда мой дух все о тебе говеет?
Сижу, читая я сказки и были, Смотрю в старых книжках умерших портреты, Говорят в старых книжках умерших портреты: «Тебя забыли, тебя забыли»...
Глаз змеи, змеи извивы, Пестрых тканей переливы, Небывалость знойных поз... То бесстыдны, то стыдливы,
Вы думаете, я влюбленный поэт? Я не более, как географ... Географ такой страны, которую каждый день открываешь
Похожа-ли моя любовь на первую или на последнюю, я не знаю, я знаю только,
Вновь я бессонные ночи узнал Без сна до зари, Опять шептал Ласковый голос: "Умри, умри".
Под вечер выйдь в луга поемные, На скошенную ляг траву... Какие нежные и томные Приходят мысли наяву!
Бывают мгновенья, когда не требуешь последних ласк, а радостно сидеть, обнявшись крепко,