Каждый раз,
как мы смотрели на воду,
небо призывало:
убежим!
Ведь есть же такие счастливцы, что ранней осенней порой следят, как горят чернобривцы, склонившись над грядкой сырой!
Как желтые крылья иволги, как стоны тяжелых выпей, ты песню зажги и вымолви и сердце тоскою выпей!
Глиссером
по вечерней
медной,
тускло плавящейся
Сто довоенных
внушительных лет
стоял
Императорский университет.
Когда земное склонит лень, выходит с тенью тени лань, с ветвей скользит, белея, лунь, волну сердито взроет линь,
Краматорский завод! Заглуши мою гулкую тишь. Пережги мою боль. Помоги моему неуспеху. Я читал про тебя и светлел - как ты стройно блестишь, как ты гордо зеркалишься сталью от цеха по цеху.
Что такое счастье? Соучастье в добрых человеческих делах, в жарком вздохе разделенной страсти, в жарком хлебе, собранном в полях.
В комнате высокой на целый день сумрачная, смутная осела тень.
Непогода моя жестокая, не прекращайся, шуми, хлопай тентами и окнами, парусами, дверьми.
С улиц гастроли Люце были какой-то небылью,— казалось, Москвы на блюдце один только я небо лью.
Я знаю: все плечи смело ложатся в волны, как в простыни, а ваше лицо из мела горит и сыплется звездами.
Небо — как будто летящий мрамор с белыми глыбами облаков, словно обломки какого-то храма, ниспровергнутого в бездну веков!
Со сталелитейного стали лететь крики, кровью окрашенные, стекало в стекольных, и падали те, слезой поскользнувшись страшною.
Жизнь осыпается пачками рублей; на осеннем свете в небе, как флаг над скачками, облако высинил ветер...