Вот опять соловей со своей стародавнею песнею...
Тот, кто перед тобой ник, запевши твоей свирелью, был такой же разбойник, тебя обманувший смиреньем.
Стихи мои из мяты и полыни, полны степной прохлады и теплыни. Полынь горька, а мята горе лечит; игра в тепло и в холод — в чет и нечет.
Приход докучливой поры... И на дороги упали желтые шары прохожим в ноги.
Нанесли мы венков — ни пройти, ни проехать; раскатили стихов долгозвучное эхо. Удивлялись глазастости, гулкости баса;
1 Выстрелом дважды и трижды воздух разорван на клочья...
За аулом далеко заржала кобыла... «Расскажи нам, Шалико, что с тобою было.
Что такое счастье, милый друг? Что такое счастье близких двух?
За картой убившие карту, всё, чем была юность светла, вы думали: к первому марту я всё проиграю - дотла.
Была пора глухая, была пора немая, но цвел, благоухая, рабочий праздник мая.
Восемь командиров РККА врезывались ветру в облака.
Осенними астрами
день дышал,—
отчаяние
и жалость!—
У подрисованных бровей, у пляской блещущего тела, на маем млеющей траве душа прожить не захотела.
Что выделывают птицы! Сотни радостных рулад, эхо по лесу катится, ели ухом шевелят...
Как соловей, расцеловавший воздух, коснулись дни звенящие твои меня, и я ищу в качающихся звездах тебе узор красивейшего имени.