От вторника и до субботы Одна пустыня пролегла. О, длительные перелеты! Семь тысяч верст — одна стрела.
Я не увижу знаменитой «Федры», В старинном многоярусном театре, С прокопченной высокой галереи, При свете оплывающих свечей.
И поныне на Афоне Древо чудное растет, На крутом зеленом склоне Имя Божие поет.
Пою, когда гортань сыра, душа - суха, И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье: Здорово ли вино? Здоровы ли меха? Здорово ли в крови Колхиды колыханье?
Обиженно уходят на холмы, Как Римом недовольные плебеи, Старухи овцы — черные халдеи, Исчадье ночи в капюшонах тьмы.
Отверженное слово «мир» В начале оскорбленной эры; Светильник в глубине пещеры И воздух горных стран — эфир;
Я к губам подношу эту зелень - Эту клейкую клятву листов, Эту клятвопреступную землю: Мать подснежников, кленов, дубков.
На розвальнях, уложенных соломой, Едва прикрытые рогожей роковой, От Воробьевых гор до церковки знакомой Мы ехали огромною Москвой.
Где связанный и пригвожденный стон? Где Прометей - скалы подспорье и пособье? А коршун где - и желтоглазый гон Его когтей, летящих исподлобья?
На меня нацелилась груша да черемуха - Силою рассыпчатой бьет меня без промаха. Кисти вместе с звездами, звезды вместе с кистями,-
Вооруженный зреньем узких ос, Сосущих ось земную, ось земную, Я чую все, с чем свидеться пришлось, И вспоминаю наизусть и всуе...
Люблю морозное дыханье И пара зимнего признанье: Я - это явь; явь - это явь...
Вот дароносица, как солнце золотое, Повисла в воздухе — великолепный миг. Здесь должен прозвучать лишь греческий язык: Взят в руки целый мир, как яблоко простое.
Кн. Андрониковой Дочь Андроника Комнена, Византийской славы дочь!
С веселым ржанием пасутся табуны, И римской ржавчиной окрасилась долина; Сухое золото классической весны Уносит времени прозрачная стремнина.