Пётр Вяземский

Американец и цыган,

На свете нравственном загадка,

Которого, как лихорадка,

Того-сего пленительную смесь
Всегда люблю, везде желаю;
Однообразием скучаю,
И за столом прошу и здесь
Того-сего.


Старик Вольтер дар угождать имел
Царям, философам, повесам,
Он рассыпался мелким бесом
И кстати подносить умел
Того-сего.


Фирс жил в гостях; теперь домком живет,
Фирс, верно, получил наследство?
Нет! Он нашёл вернее средство:
В суде устроился насчёт
Того-сего.

Тихие равнины

Ель, ветла, берёза,

Северной картины

Делец пришёл к начальнику с докладом,

Графиня ждёт от графа денег на дом,

На бале граф — жену до петухов,

Сколько слёз я про́лил,

Сколько тайных слёз

Скрыться приневолил

Все женщины в прабабку Еву —

Хитрят во сне и наяву.

Он говорит: «Хочу в Женеву»,

Когда печали неотступной

В тебе подымется гроза

И нехотя слезою крупной

Из Гёте

Этим глазкам, чёрным глазкам,

Стоит только раз мигнуть,

Недоумением напрасно ты смущён:
Гостиная — одно, другое есть салон.
Гостиную найдёшь в порядочном трактире,
Гостиную найдёшь и на твоей квартире,
Салоны ж созданы для избранных людей.
Гостиные видал и ты, Видок-Фиглярин!

В гостиной можешь быть и ты какой-то барин,

Но уж в салоне ты решительно лакей.

Рождённый мирты рвать и спящий на соломе,

В отечестве поэт, кондитор в барском доме!

Другой вельможам льстит, а я пишу к тебе,

Семейству П. Я. Убри


Отечества и дым нам сладок и приятен.
Державин

С тех пор как упраздняют будку,

Наш будочник попал в журнал

Иль журналист наш не на шутку

Тобой, красивая рябина,

Тобой, наш русский виноград,

Меня потешила чужбина,

Рим! Всемогущее, таинственное слово,

И вековечно ты, и завсегда ты ново!

Уже во тьме времён, почивших мёртвым сном,

Графине Е. М. Завадовской


Нет-нет, не верьте мне: я пред собой лукавил,

Когда я вас на спор безумно вызывал;