Как перья страуса на черном катафалке, Колышутся фабричные дымы. Из черных бездн, из предрассветной тьмы В иную тьму несутся с криком галки.
Надпись к силуэту От крыши до крыши протянут канат. Легко и спокойно идет акробат.
Пусть стены круты, башни стройны И ослепительны огни; Пусть льют потоки крови войны; Пусть переменны наши дни;
Пока душа в порыве юном, Ее безгрешно обнажи, Бесстрашно вверь болтливым струнам Ее святые мятежи.
В темноте, задыхаясь под шубой, иду, Как больная рыба по дну морскому. Трамвай зашипел и бросил звезду В черное зеркало оттепели.
Выходи, вставай, звезда, Выгибай дугу над прудом! Вмиг рассечена вода Неуклонным изумрудом.
Здравствуй, песенка с волн Адриатики! Вот, сошлись послушать тебя Из двух лазаретов солдатики, Да татарин с мешком, да я.
Плащ золотой одуванчиков На лугу, на лугу изумрудном! Ты напомнил старому рыцарю О подвиге тайном и трудном.
В час, когда пустая площадь Желтой пылью повита, В час, когда бледнеют скорбно Истомленные уста,-
Листвой засыпаны ступени... Луг потускнелый гладко скошен... Бескрайним ветром в бездну вброшен, День отлетел, как лист осенний.
Напастям жалким и однообразным Там предавались до потери сил. Один лишь я полуживым соблазном Средь озабоченных ходил.
Зазвени, затруби, карусель, Закружись по широкому кругу. Хорошо в колеснице вдвоем Пролетать, улыбаясь друг другу.
Благодари богов, царевна, За ясность неба, зелень вод, За то, что солнце ежедневно Свой совершает оборот;
Семь дней и семь ночей Москва металась В огне, в бреду. Но грубый лекарь щедро Пускал ей кровь - и, обессилев, к утру Восьмого дня она очнулась. Люди