Этот дом деревянный, скрипящий обиженно ставнями,
Подоконник широкий с сомлевшим на солнце котом,
В палисаднике – флоксы-салюты любимые мамины
И скамейка, припавшая к вечности узким бортом.
Здесь пласты временные, как глыбы тяжёлые – сдвинуты,
Здесь никто не забыт, и индийское смотрят кино.
И лампадки небесные – над темнотой запрокинуты,
И слюда облаков опускается спать под окно.
Этот дом невозможный на старой моей фотографии
Зарывается в землю, себя самого хороня.
А кирпичный коттеджик на месте его – эпитафия,
Словно с домом по брёвнам раскатан кусочек меня…
Там цикады летают
и шепчут в предгорьях тюльпаны,
По утрам во дворе
от земли поднимается пар.
А забор называют
каким-то названием странным.
И ещё – в сентябре
самый лучший на свете базар!
Там на ветки садятся
весёлые райские птицы,
И асфальт раскалён,
а в фонтанах – купают детей.
Солнце жжётся в двенадцать
осой, но приветливы лица,
И гудят в унисон
два карная, сзывая гостей.
Там за городом – горы,
и ездят паломники в Мекку,
Не имеет цены,
потому что бесценна – вода.
От России на скором –
три дня и четыре парсека.
Но, с моей стороны –
не уходят туда поезда…
---------------------------
Здесь туманы под вечер
выходят скучать на дорогу,
Здесь ещё не столица,
но – восемь часов до неё.
Время память не лечит,
и я попрошу о немногом:
Пусть мне снова приснится
счастливое детство моё.
Оврага заросшая полость,
Бурьян да крапива у ног…
Дремучая N-ская волость,
Где ты пригодиться не смог.
Но смотрят приветно домишки
Вдоль трассы Микулино-Тверь,
И рад мне подвыпивший лишку
Сосед, открывающий дверь.
А небо тут всё-таки – выше,
Поют по утрам петухи.
И самые лучшие пишет
Скрипучий колодец – стихи.
Картошка в мундире на ужин
Из печки – в литом чугуне,
И, кажется, больше не нужен
Тот мир, что тревожит извне...
Осенью в Летнем саду скучно:
Смятой болоньей шуршат листья,
Мёрзнет без дела амур тучный,
Клюв воробей о стрелу чистит.
Кормят подросших утят дети –
В мутную воду летят сушки.
Рифмой играет шептун-ветер
(Верно, не зря здесь гулял Пушкин).
Мне хорошо под твоим взглядом,
Вместе сегодня закат встретим!
Счастье – ведь просто, когда рядом…
Жаль, что не часто везёт с этим…
Значит, отпустим октябрь с миром,
Он не вернётся уже, знаю!
Осенью в Летнем саду сыро.
Может, приедем сюда в мае?
Пару дней достать бы из запасников
Своего музейного житья
Да уехать к дедушке, на пасеку:
– Здравствуй, деда, это ж вправду – я!
Помнишь, мы носились здесь, весёлые,
Приставали: – Ну когда же мёд?
А ВитькА, покусанного пчёлами,
Думали – и мама не уймёт!
Помнишь пруд с серебряными рыбами?
Ты сказал: – Клюёт, теперь держись!
В общем, Витька вместе с Людкой выбыли
Из игры с названьем «просто жись»…
Помнишь, как вдвоём с тобой кумекали:
Полетит ли наш воздушный змей?
Ехать, стало быть, к тебе и некому –
Все – уже! А я – чуток поздней…
Мной давно забыты куклы-классики –
То ль забудешь, близких хороня…
Ты там, деда, на небесной пасеке
Обожди отставшую меня!
Серый город чахоточный в сырости мартовских дней
поджимает с улыбкой Джоконды замёрзшие губы.
Он томится и чахнет, во сне цепенеет Гекубой,
оживая под утро, ночного вампира бледней,
поглощает приезжих, как гальку – блудливый прибой,
обирая доверчивых наглым мошенником Тилем.
Он взъерошен и к белому небу навеки пришпилен
мотыльком непутёвым, что сам недоволен собой.
Как любить-то такого? Не легче ли – просто уйти…
Собираясь сбежать в подвернувшемся поезде скором,
пассажиры увозят в душе этот призрачный город,
словно гальку Балтийского моря – на память в горсти.
А потом, забывая, что здесь – по полгода зима,
и про то, что весна обрывается ниточкой куцей,
всё мечтают: а славно бы снова когда-то вернуться…
И по странному городу сходят в разлуке с ума…
Речка Шоша, лес, малина,
Сладкий шёпот медуницы,
Папа, удочку закинув,
Над водою наклонится:
– Глянь-ка! Видишь? Омут тёмный!
На яру высоком вянут
Ёлка – крыша, сосны – брёвна,
Вместе – домик деревянный.
Есть там уж, лиса и ёжик,
Колокольчиком синичьим
Леший дзинькает, и может
Каждый с ним столкнуться лично!
Дальше – утки над затоном,
[Вот бы вплавь махнуть однажды!],
Жизнь везде! Определённо!
[Папа хлеб вареньем мажет].
Лезу в воду тихой сапой...
Луг от пчёл гудит, не кошен.
И… Проснусь! Ну, где ж ты, папа?
Лес, малина, речка Шоша?…
В земном раю, где солнечные пятна
Не ставили ещё на чёт и нечет,
Казалась смерть почти невероятной,
А жизнь – простой и, в общем, бесконечной.
Вплетался день в доверчивые прядки
Черёмухой распущенных соцветий,
Был полон дом, а в мире – всё в порядке,
И чистым приходил от речки ветер.
На грядках озабоченные куры
Искали: то ли – зёрен, то ли – клада,
Бабуля их гоняла: – Кыш, петлюра,
Вот, вечно нос суют – куда не надо!
А дед шутил, разбрасывая просо
На зов бегущим крохотным цыплятам:
– И внучкин нос здесь крутится не просто,
Наверно, тоже в чём-то виновата!
Мечталось обо всём светло и часто,
Хотелось побывать, где раньше не был,
И Божия коровка мне за счастьем
С руки слетала каплей! Прямо в небо…
Хранил покой наш сумрачный чердак:
Здесь пупс не плакал, а юла – спала,
Лишь только юность не могла никак
Найти в нём места – пятого угла.
Мы не боялись истины вина,
За ней же лезли в мудрый книжный шкаф,
Но этот угол не давался нам
Нигде и, верно, был отчасти прав…
Когда, дряхлея, обречён на слом,
Чердак – и сам себя не защищал,
Всё стало просто: Бог-то с ним – с углом,
Не от него – начало всех начал...
Твой город с ароматом свежей мяты
Пристрастиям своим не изменял,
Лишь в доме, где нас дождь ревниво прятал,
Есть комната, в которой нет меня…
В подъезде «И+Н» искать не надо:
Давно исчезла «И» с белёных стен,
Ну, разве – слишком пристальному взгляду
Почудится фрагмент заглавной «Н».
Мечтать, что я вернусь – уже не стану:
Не свяжется оборванная нить,
Но самой лучшей в мире Божьей манной
Мне мятный чай с утра – не заменить…
