Младенец молоко у матери сосет,
И за это он мать еще и больше любит;
За что же откупщик бесчестие несет,
Что он отечество сосет?
Не уповайте на князей: Они рожденны от людей, И всяк по естеству на свете честью равен. Земля родит, земля пожрет;
Уже ушли от нас играния и смехи... Предай минувшие забвению утехи! Пусть буду только я крушиться в сей любви, А ты в спокойствии и в радостях живи!
Недавно воровать Ермолке запретили, Да кражи никакой с него не возвратили. Ермолка мой покойно спит, На что ему обед? Уже Ермолка сыт.
Савушка грешен, Сава повешен. Савушка, Сава! Где твоя слава?
Тщетно я скрываю сердца скорби люты, Тщетно я спокойною кажусь. Не могу спокойна быть я ни минуты, Не могу, как много я ни тщусь.
Светило гордое, всего питатель мира, Блистающее к нам с небесной высоты! О, если бы взыграть могла моя мне лира Твои достойно красоты!
Всё в пустом лишь только цвете, Что ни видим,— суета. Добродетель, ты на свете Нам едина красота!
Уже восходит солнце, стада идут в луга, Струи в потоках плещут в крутые берега. Любезная пастушка овец уж погнала И на вечер сегодни в лесок меня звала.
Другим печальный стих рождает стихотворство, Когда преходит мысль восторгнута в претворство, А я действительной терзаюся тоской: Отъята от меня свобода и покой.
Не похвалу тебе стихами соплетаю, Ниже, прельщен тобой, к тебе в любви я таю, Ниже на Геликон ласкати возлегаю, Ниже ко похвале я зрителей влеку,
И птицы держатся людского ремесла.
Ворона сыру кус когда-то унесла
И на дуб села.
Села,
Когда придет кончина мира, Последний день и страшный суд, Вострубят ангелы, восплещет море, Леса и горы вострепещут,
Во аде злобою смерть люта воспылала, И две болезни вдруг оттоль она послала, Единой — дочери моей вон дух извлечь, Другою — матери ея живот пресечь.
Все меры превзошла теперь моя досада. Ступайте, фурии, ступайте вон из ада, Грызите жадно грудь, сосите кровь мою! В сей час, в который я терзаюсь, вопию,