Александр Сумароков

Пришла кастальских вод напиться обезьяна,

Которые она кастильскими звала,

И мыслила, сих вод напившися допьяна,

Везде и всякий день о чести говорят,

Хотя своих сердец они не претворят.

Но что такое честь? Один победой льстился,

О ты, крепкий, крепкий Б́ендер-град,

О разумный, храбрый Панин-граф!

Ждет Европа чуда славного,

Взращен дитя твое и стал уже детина,

Учился, научен, учился, стал скотина;

К чему, что твой сынок чужой язык постиг,

Одно ли дурно то на свете, что грешно?

И то нехорошо, что глупостью смешно.

Пиит, который нас стихом не утешает, —

Когда придет кончина мира,

Последний день и страшный суд,

Вострубят ангелы, восплещет море,

О приятное приятство!

Ти даюсь сама я в власть,

Всё в тебе я зрю изрядство,

О места, места драгие!

Вы уже немилы мне.

Я любезного не вижу

О люты человеки!

Преобратили вы златые веки

В железны времена

Негде, в маленьком леску,

При потоках речки,

Что бежала по песку,

Впадете вскоре,

О невские струи, в пространное вы море,
Пройдете навсегда,

Не возвратитеся из моря никогда, —

Клеон при смерти был и был совсем готов

Пустить на небо дух, в подземный тело ров.

Друзья его пред ним писание вещали

Коль мыслишь, я любовь свою к тебе скончала,

Так ищешь тут конца, где не было начала.

Котора лучше жизнь: в златой ли птичке клетке,
Иль на зеленой ветке?

Которые стихи приятнее текут?

Не те ль, которые приятностью влекут
И, шествуя в свободе,
В прекрасной простоте,

Клавина смолоду сияла красотою,

И многих молодцов она пленила тою,

Но как уже прошел сей век ея златой,