Поглядишь, как несметно разрастается зло — слава богу, мы смертны, не увидим всего.
Я — семья Во мне как в спектре живут семь «я», невыносимых, как семь зверей А самый синий
I 22-го бросилась женщина из застрявшего лифта, где не существенно —
Благословенна лень, томительнейший плен, когда проснуться лень и сну отдаться лень. Лень к телефону встать, и ты через меня
Ты кричишь, что я твой изувер, и, от ненависти хорошея, изгибаешь, как дерзкая зверь, голубой позвоночник и шею.
Я во Львове. Служу на сборах, в красных кронах, лепных соборах. Там столкнулся с судьбой моей лейтенант Загорин. Андрей.
Ко мне является Флоренция, фосфоресцируя домами, и отмыкает, как дворецкий, свои палаццо и туманы.
Кто мы — фишки или великие? Гениальность в крови планеты. Нету «физиков», нету «лириков» — Лилипуты или поэты!
Ты с теткой живешь. Она учит канцоны. Чихает и носит мужские кальсоны. Как мы ненавидим проклятую ведьму!...
Немых обсчитали. Немые вопили. Медяшек медали влипали в опилки.
Мерзнет девочка в автомате, Прячет в зябкое пальтецо Все в слезах и губной помаде Перемазанное лицо.
Ты поставила лучшие годы, я — талант. Нас с тобой секунданты угодливо Развели. Ты — лихой дуэлянт!
Туманный пригород, как турман.
Как поплавки, милиционеры.
Туман.
Который век? Которой эры?
Б.Ахмадулиной1 Пол — мозаика как карась.
Париж скребут. Париж парадят. Бьют пескоструйным аппаратом, Матрон эпохи рококо продраивает душ Шарко!