(Из Мицкевича) Ущельем на гору мы шли в ту ночь, в оковах. Уже багровый блеск на мутных облаках,
О други! прежде чем покинем мирный кров, Где тихо протекли дни нашего безделья Вдали от шумного движенья городов, Их скуки злой, их ложного веселья,
В чем счастье?..
В жизненном пути
Куда твой долг велит - идти,
Врагов не знать, преград не мерить,
Ласточка примчалась Из-за бела моря, Села и запела: Как, февраль, не злися,
Дай нам, пустынник, дубовые чаши и кружки, Утварь, которую режешь ты сам на досуге; Ставь перед нами из глины кувшины простые С влагой студеной, почерпнутой в полдень палящий
Пусть полудикие скифы, с глазами, налитыми кровью, Бьются, безумные, кубками пьяного пира,- Други! оставимте им, дикарям кровожадным, обычай Сладкие Вакховы вина румянить пирующих кровью...
В том гроте сумрачном, покрытом виноградом, Сын Зевса был вручен элидским ореадам. Сокрытый от людей, сокрытый от богов, Он рос под говор вод и шелест тростников.
Блажен, кто под крылом своих домашних лар Ведет спокойно век! Ему обильный дар Прольют все боги: луг его заблещет; нивы Церера озлатит; акации, оливы
Тимпан и звуки флейт и плески вакханалий Молчанье дальних гор и рощей потрясали. Движеньем утомлен, я скрылся в мрак дерев; А там, раскинувшись на мягкий бархат мхов,
Уж утра свежее дыханье В окно прохладой веет мне. На озаренное созданье Смотрю в волшебной тишине:
Ночь на дворе и мороз.
Месяц - два радужных светлых венца вкруг него...
По небу словно идет торжество;
В келье ж игуменской зрелище скорби и слез...
Когда гоним тоской неутолимой, Войдешь во храм и станешь там в тиши, Потерянный в толпе необозримой, Как часть одной страдающей души,-
По городу плач и стенанье... Стучит гробовщик день и ночь... Еще бы ему не работать! Просватал красавицу дочь!
Жизнь еще передо мною Вся в видениях и звуках, Точно город дальний утром, Полный звона, полный блеска!..