Сад я разбил; там, под сенью развесистых буков, В мраке прохладном, статую воздвиг я Приапу. Он, возделатель мирный садов, охранитель Гротов и рощ, и цветов, и орудий садовых,
Люблю я берег сей пустынный, Когда с зарею лоно вод Его, ласкаясь, обоймет Дугой излучистой и длинной.
Истомленная горем, все выплакав слезы, На руках у меня, как младенец, ты спишь; На лице твоем кротком последняя дума С неотертой последней слезинкой дрожит.
Хвалами ты свой дух насытил, И мыслишь, внемля торжеству, Что лавр ты Пушкина похитил И им обвил свою главу.
Как часто, возмущен сна грустным обаяньем,
Мой дух кипит в избытке сил!
Он рвется в облака мучительным желаньем,
Он жаждет воли, жаждет крыл.
Люби, люби камен, кури им фимиам! Лишь ими жизнь красна, лишь ими милы нам Панорма небеса, Фетиды блеск неверный, И виноградники богатого Фалерна,
Вот безжизненный отрубок Серебра: стопи его И вместительный мне кубок Слей искусно из него.
Так, ветрен я, друзья! Напрасно я учусь Себя обуздывать: всё тщетно! Тяжких уз Мой дух чуждается... Когда на взор мой томный Улыбку вижу я в устах у девы скромной -
Порывы нежности обуздывать умея, На ласки ты скупа. Всегда собой владея, Лелеешь чувство ты в безмолвии, в тиши, В святилище больной, тоскующей души...
Мерцает по стене заката отблеск рдяный, Как уголь искряся на раме золотой... Мне дорог этот час. Соседка за стеной Садится в сумерки порой за фортепьяно,
(Из Мицкевича) Скачу, как бешеный, на бешеном коне; Долины, скалы, лес мелькают предо мною,
Срезал себе я тростник у прибрежья шумного моря. Нем, он забытый лежал в моей хижине бедной. Раз увидал его старец прохожий, к ночлегу В хижину к нам завернувший (Он был непонятен,
(Из Гейне) Пора, пора за ум мне взяться! Пора отбросить этот вздор,
В день сбиранья винограда В дверь отворенного сада Мы на праздник Вакха шли И - любимца Купидона -
Он — юный полубог, и он — у ног твоих!..
Ты — с лирой у колен — поешь ему свой стих,
Он замер, слушая,— лишь жадными очами
Следит за легкими перстами