Любил он ночи тёмные в шатре,
Степных кобыл заливчатое ржанье,
И перед битвой волчье завыванье,
Запели жрецы, распахнулись врата — восхищённый
Пал на колени народ:
Чудовищный конь, с расписной головой, золочёный,
В солнечном блеске грядёт.
Горе тебе, Илион! Многолюдный, могучий, великий,
Горе тебе, Илион!
Когда-то, над тяжелой баркой
С широкодонною кормой,
Немало дней в лазури яркой
Пустынная Яйла дымится облаками,
В туманный небосклон ушла морская даль,
Шумит внизу прибой, залив кипит волнами,
Тёмный кедр растёт среди долины, —
Я люблю долины тихих гор,
Видит он далёкие вершины
Не туман белеет в тёмной роще,
Ходит в тёмной роще Богоматерь,
По зелёным взгорьям, по долинам
Как печально, как скоро померкла
На закате заря! Погляди:
Уж за ближней межою по жнивью
Из тесной пропасти ущелья
Нам небо кажется синей.
Привет тебе, немая келья
Всё лес и лес. А день темнеет;
Низы синеют, и трава
Седой росой в лугах белеет…
…И снилося мне, что осенней порой
В холодную ночь я вернулся домой.
По тёмной дороге прошёл я один
И вот опять уж по зарям
В выси, пустынной и привольной,
Станицы птиц летят к морям,
Темнеет зимний день, спокойствие и мрак
Нисходят на душу — и всё, что отражалось,
Что было в зеркале, померкло, потерялось…
Зелёный цвет морской воды
Сквозит в стеклянном небосклоне,
Алмаз предутренней звезды
Зеленоватый свет пустынной лунной ночи,
Далёко под горой — морской пустынный блеск…
Я слышу на горах осенний ветер в соснах
Зейнаб, свежесть очей! Ты — арабский кувшин:
Чем душнее в палатках пустыни,
Чем стремительней дует палящий хамсин,
Тем вода холоднее в кувшине.
Зейнаб, свежесть очей! Ты строга и горда!
Чем безумнее любишь — тем строже.