Ох! ударь ты, светлый мой топор! Ох! проснись ты, темный, темный бор, Чтобы знали, что идет работа горячо, Разминается могучее плечо.
Ночь. Темно. Глаза открыты, И не видят, но глядят; Слышу, жаркие ланиты Тонким бархатом скользят.
Мысли погасшие, чувства забытые — Мумии бедной моей головы, В белые саваны смерти повитые, Может быть, вовсе не умерли вы?
Ты любишь его всей душою, И вам так легко, так светло... Зачем же упрямством порою Свое ты туманишь чело?
Вся земля — одно лицо! От века По лицу тому с злорадством разлита, Чтоб травить по воле человека, Лживых мыслей злая кислота...
Я лежу себе на гробовой плите, Я смотрю, как ходят тучи в высоте, Как под ними быстро ласточки летят И на солнце ярко крыльями блестят.
Вы побелели, кладбища граниты; Ночная оттепель теплом дохнула в вас; Как пудрой белою, вы инеем покрыты И белым мрамором глядите в этот час.
О ночь! Закрой меня, когда — совсем усталый Кончаю я свой день. Кругом совсем темно; И этой темнотой как будто сняты стены: Тюрьма и мир сливаются в одно.
Ты нежней голубки белокрылой, Ты - рубин блестящий, огневой! Бедный дух мой, столько лет унылый, Краской жизни рдеет пред тобой.
Высоко гуляет ветер, Шевелит концы ветвей... Сильф воздушный, сильф прекрасный, Вей, красавец, шибче вей!
Как сочится вода сквозь прогнивший постав, У плотины бока размывает, Так из сердца людей, тишины не сыскав, Убывает душа, убывает...
Ты тут жила! Зимы холодной Покров блистает серебром; Калитка, ставшая свободной, Стучит изломанным замком.
Где бы ни упало подле ручейка Семя незабудки, синего цветка,- Всюду, чуть с весною загудит гроза, Взглянут незабудок синие глаза!
Людишки чахлые,- почти любой с изъяном! Одно им нужно: жить и не тужить! Тут мальчик-с-пальчик был бы великаном, Когда б их по уму и силе чувств сравнить.
Ты часто так на снег глядела, Дитя архангельских снегов, Что мысль в очах обледенела И взгляд твой холодно суров.