Еще закрыт горой
рассвет,
закрашен черным
белый свет.
Я пил парное далеко тумана с белым небом, как пьют парное молоко в стакане с белым хлебом.
Лесом в гору,
налево от ленты шоссе:
лесом заняты Альпы,
деревьями в снежной красе.
Браслеты —
остатки цепей.
И в этом же роде, конечно,
на ручке покорной твоей
Нет проще рева львов и шелеста песка. Ты просто та любовь, которую искал.
Шла по улице девушка. Плакала. Голубые глаза вытирала. Мне понятно - кого потеряла.
Вторая половина жизни. Мазнуло по вискам меня миганием зеркальной призмы идущего к закату дня.
Каждому из нас
страна иная
чем-то край родной напоминает.
Первый скажет:
Зеркала —
на стене.
Зеркала —
на столе.
К Земле подходит Марс, планета красноватая. Бубнит военный марш, трезвонит медь набатная.
Это было написано начерно, а потом уже переиначено (поре-и, пере-на, пере-че, пере-но...) - перечеркнуто и, как пятно, сведено;
Теплотой меня пои, поле юга - родина. Губы нежные твои - красная смородина!
Вот Новодевичье кладбище, прохлада сырой травы. Не видно ни девочки плачущей, ни траурной вдовы.
Гостиничные окна светятся. Метель. Пластинка радиолы вертится для двух.
Один я иду
горами
по влажному льду
и снегу.