Здравствуй, мой друг, Николай Иванович Гнедич! Не сетуй,
Долго так от меня не имея ни строчки ответной;
Ведаешь, милый Гомеров толмач, что писать я не падок!
Сладостно было принять мне табак твой, о выспренний Гнедич!
Буду усердно, приявши перстами, к преддвериям жадного носа
Прах сей носить благовонный и, сладко чихая, сморкаться!
Я также, Николай Гомерович почтенный,
Имею честь поздравить вас
С тем, что когда-то в этот час
«Ты видел ли замок на бреге морском?
Играют, сияют над ним облака;
Лазурное море прекрасно кругом».
До рассвета поднявшись, коня оседлал
Знаменитый Смальгольмский барон;
И без отдыха гнал, меж утесов и скал,
Он коня, торопясь в Бротерстон.
Не с могучим Боклю совокупно спешил
На военное дело барон;
Отуманенным потоком
Жизнь унылая плыла;
Берег в сумраке глубоком;
На холодном небе мгла;
Романс Над прозрачными водами
Сидя, рвал Услад венок;
Больной, покинутый поэт
Напомнить о себе дерзает.
Шесть дней, похожих на шесть лет,
Любовь, Надежда и Терпенье:
На жизнь порядочный запас.
Вперед без страха; в добрый час!
Бог в мир ее послал,
Себе на прославленье.
„Будь скорбным Провиденье!“
От Света светов луч излился,
И Добродетель родилась!
В тьме мир дремавший пробудился.
Под звездным кровом тихой нощи,
При свете бледныя луны,
В тени ветвистых кипарисов,
Мой друг, усастый воин,
Вот рукопись твоя;
Промедлил, правда, я,
Здесь Буквин-грамотей. Но что ж об нем сказать?;
Был сердцем добр; имел смиренные желанья...
И чести правила старался наблюдать,
Как правила правописанья!
Уж думал я, что я забыт,
Что рифмы жалкого посланья
Не пробудили состраданья,