Вечер холодно-весенний
Застыл в безнадежном покое.
Вспыхнули тоньше, мгновенней
Колючки рассыпанной хвои.
Так! наконец-то мы в своих владеньях!
Одежду - на пол, тело - на кровать.
Ступай, душа, в безбрежных сновиденьях
Томиться и страдать!
На тускнеющие шпили, На верхи автомобилей, На железо старых стрех Налипает первый снег.
Под ногами скользь и хруст. Ветер дунул, снег пошел. Боже мой, какая грусть! Господи, какая боль!
Смоленский рынок Перехожу. Полет снежинок Слежу, слежу.
Злые слова навернулись, как слезы. Лицо мне хлестнула упругая ветка. Ты улыбнулась обидно и едко, Оскорбила спокойно, и тонко, и метко.
Красный Марс восходит над агавой, Но прекрасней светят нам они - Генуи, в былые дни лукавой, Мирные, торговые огни.
Сладко после дождя теплая пахнет ночь. Быстро месяц бежит в прорезях белых туч. Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
На мостках полусгнившей купальни Мы стояли. Плясал поплавок. В предрассветной прохладе ты крепче На груди запахнула платок.
В грохоте улицы, в яростном вопле вагонов, В скрежете конских, отточенных остро подков, Сердце закружено, словно челнок Арионов, Сердце недвижно, как месяц среди облаков.
Бьется ветер в моей пелеринке... Нет, не скрыть нам, что мы влюблены: Долго, долго стоим, склонены Над мимозами в тесной корзинке.
Сквозь ненастный зимний денек У него сундук, у нее мешок — По паркету парижских луж
Великая вокруг меня пустыня, И я — великий в той пустыне постник. Взойдет ли день — я шторы опускаю, Чтоб солнечные бесы на стенах
Маленькая, тихонькая мышь. Серенький, веселенький зверок! Глазками давно уже следишь, В сердце не готов ли уголок.
Сквозь дикий грохот катастроф Твой чистый голос, милый зов Душа услышала когда-то...