Паровозный гудок, журавлиные трубы, и зубов холодок сквозь раскрытые губы.
Я товарища хороню. Эту тайну я хмуро храню. Для других он еще живой. Для других он еще с женой,
Когда мужчине сорок лет, ему пора держать ответ: душа не одряхлела?- перед своими сорока,
Туманны Патриаршие пруды. Мир их теней загадочен и ломок, и голубые отраженья лодок видны на темной зелени воды.
В. Бокову1 Пахнет засолами, пахнет молоком.
Я у рудничной чайной, у косого плетня, молодой и отчаянный, расседлаю коня.
Маленький занавес поднят. В зале движенье и шум. Ты выступаешь сегодня в кинотеатре "Форум".
Лифтерше Маше под сорок. Грызет она грустно подсолнух, и столько в ней детской забитости и женской кричащей забытости!
За ухой, до слез перченной, сочиненной в котелке, спирт, разбавленный Печорой, пили мы на катерке.
О, нашей молодости споры, о, эти взбалмошные сборы, о, эти наши вечера! О, наше комнатное пекло,
Глядел я с верным другом Васькой, укутан в теплый тетин шарф, и на фокстроты, и на вальсы, глазок в окошке продышав.
К добру ты или к худу, решает время пусть. Но лишь с тобой побуду, я хуже становлюсь.
В прохладу волн загнав стада коров мычащих, сгибает стебли трав жара в застывших чащах.
Л. Мартынову1 Окно выходит в белые деревья. Профессор долго смотрит на деревья.
Ю. Васильеву Твердили пастыри, что вреден и неразумен Галилей,