Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.

Паровозный гудок,
журавлиные трубы,
и зубов холодок
сквозь раскрытые губы.

Я товарища хороню.
Эту тайну я хмуро храню.
Для других он еще живой.
Для других он еще с женой,

Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 

Туманны Патриаршие пруды.
Мир их теней загадочен и ломок,
и голубые отраженья лодок
видны на темной зелени воды.

       В. Бокову1

Пахнет засолами,
пахнет молоком.

Я у рудничной чайной,
у косого плетня,
молодой и отчаянный,
расседлаю коня.

Маленький занавес поднят.
В зале движенье и шум.
Ты выступаешь сегодня
в кинотеатре "Форум".

Лифтерше Маше под сорок.
Грызет она грустно подсолнух,
и столько в ней детской забитости
и женской кричащей забытости!

За ухой, до слез перченной,
сочиненной в котелке,
спирт, разбавленный Печорой,
пили мы на катерке.

О, нашей молодости споры,
о, эти взбалмошные сборы,
о, эти наши вечера!
О, наше комнатное пекло,

Глядел я с верным другом Васькой,
укутан в теплый тетин шарф,
и на фокстроты, и на вальсы,
глазок в окошке продышав.

К добру ты или к худу,
решает время пусть.
Но лишь с тобой побуду,
я хуже становлюсь.

В прохладу волн загнав
стада коров мычащих,
сгибает стебли трав
жара в застывших чащах.

			Л. Мартынову1

Окно выходит в белые деревья.
Профессор долго смотрит на деревья.

                 Ю. Васильеву

Твердили пастыри, что вреден
и неразумен Галилей,