Когда замолкнет суесловье, В босые тихие часы, Ты подыми у изголовья Свои библейские весы.
Не помню я про ход резца — Какой руки, какого века,— Мне не забыть того лица, Любви и муки человека.
Когда замолкает грохот орудий, Жалобы близких, слова о победе, Вижу я в опечаленном небе Ангелов сечу.
Гроб несли по розовому щебню, И труба унылая трубила. Выбегали на шоссе деревни, Подымали грабли или вилы.
Когда закончен бой, присев на камень, В грязи, в поту, измученный солдат Глядит еще незрячими глазами И другу отвечает невпопад.
Ты прости меня, Россия, на чужбине Больше я не в силах жить твоей святыней. Слишком рано отнят от твоей груди, Я не помню, что осталось позади.
В купе господин качался, дремал, качаясь Направо, налево, еще немножко. Качался один, неприкаянный, От жизни качался от прожитой.
Когда задумчивая Сена Завечереет и уснет, В пустых аллеях Сен-Жермена Ко мне никто не подойдет.
Смердишь, распухла с голоду, сочатся кровь и гной из ран отверстых. Вопя и корчась, к матери-земле припала ты. Россия, твой родильный бред они сочли за смертный,
1 В этих темных узеньких каналах С крупными кругами на воде,
Когда встают туманы злые И ветер гасит мой камин, В бреду мне чудится, Россия, Безлюдие твоих равнин.
Когда в Париже осень злая Меня по улицам несет И злобный дождь, не умолкая, Лицо ослепшее сечет,-
Смуглые беспомощные руки Пролетели. Там светлей! (Вечная Заступница, Не крени высоких кораблей!)
На Рамбле возле птичьих лавок Глухой солдат - он ранен был - С дроздов, малиновок и славок Глаз восхищенных не сводил.
Когда в веках скудеет звук свирельный, Любовь встает на огненном пути. Ее встревоженное сердце — пчельник, И человеку некуда уйти.