Ночью в полях, под напевы метели,
Дремлют, качаясь, берёзки и ели…
Месяц меж тучек над полем сияет, —
Месяц задумчивый, полночь глубокая…
Хутор в степи одинок…
Дремлет в молчанье равнина широкая,
Мелькают дали, чёрные, слепые,
Мелькает океана мёртвый лик:
Бог разверзает бездны голубые,
Шире, грудь, распахнись для принятия
Чувств весенних — минутных гостей!
Ты раскрой мне, природа, объятия,
Мозаика в Московском соборе
Алел ты в зареве Батыя —
И потемнел твой жуткий взор.
Среди кривых стволов, среди ветвей корявых
Ползёт молочный дым: окуривают сад.
Все яблони в цвету — и вот, в зелёных травах,
Таинственно шумит лесная тишина,
Незримо по лесам поёт и бродит Осень…
Темнеет день за днём, — и вот опять слышна
Костёл-маяк, примета мореходу
На рёбрах гор, скалистых и нагих,
Звонит зимой, в туман и непогоду,
Как розовое море — даль пустынь.
Как синий лотос — озеро Мерида.
«Встань, сонный раб, и свой шалаш покинь:
В пустыне раскалённой мы блуждали,
Томительно нам знойный день светил,
Во мглистые сверкающие дали
Спокойный взор, подобный взору лани,
И всё, что в нём так нежно я любил,
Я до сих пор в печали не забыл,
— Счастливы мы, фессалийцы! Чёрное, с розовой пеной,
Пахнет нагретой землёй наше густое вино.
Хлеб от вина лиловеет. Кусок овечьего сыру,
Спокойно на погосте под луною…
Крестов объятья, камни и сирень…
Но вот наш склеп, — под мраморной стеною,
Осень листья тёмной краской метит:
Не уйти им от своей судьбы!
Но светло и нежно небо светит
На гривастых конях на косматых,
На златых стременах на разлатых,
Едут братья, меньшой и старшой,