Да, да! В слепой и нежной страсти Переболей, перегори, Рви сердце, как письмо, на части, Сойди с ума, потом умри.
Я помню в детстве душный летний вечер. Тугой и теплый ветер колыхал Гирлянды зелени увядшей. Пламя плошек, Струя горячий, едкий запах сала,
Пейте горе полным стаканчиком! Под кладбище (всю) землю размерьте!.. Надо быть китайским болванчиком, Чтоб теперь говорить - не о смерти.
Жеманницы былых годов, Читательницы Ричардсона! Я посетил ваш ветхий кров, Взглянув с высокого балкона
Я не знаю худшего мучения - Как не знать мученья никогда. Только в злейших муках - обновленье, Лишь за мглой губительной - звезда.
Душа поет, поет, поет, В душе такой расцвет, Какому, верно, в этот год И оправданья нет.
Я знаю: рук не покладает В работе мастер гробовой, А небо все-таки сияет Над вечною моей Москвой.
Свет золотой в алтаре, В окнах - цветистые стекла. Я прихожу в этот храм на заре, Осенью сердце поблекло...
О, жизнь моя! За ночью - ночь. И ты, душа, не
внемлешь миру.
Усталая! к чему влачить усталую свою порфиру?
Я гостей не зову и не жду - Но высокие свечи зажег И в окошко смотрю на восток, Поджидая большую звезду.
Душа моя - как полная луна: Холодная и ясная она. На высоте горит себе, горит -
На город упали туманы Холодною белой фатой... Возникли немые обманы Далекой, чужой чередой...
...Это было В одно из утр, унылых, зимних, вьюжных,- В одно из утр пятнадцатого года. Изнемогая в той истоме тусклой,
Он не спит, он только забывает: Вот какой несчастный человек. Даже и усталость не смыкает Этих воспаленных век.
Мы какие-то четыре звездочки, и,
как их ни сложи, все выходит хорошо.
Нат[алья] Алексеевна Огарева - Герцену