Мир земле вечерней и грешной!
Блещут лужи, перила, стекла.
Под дождем я иду неспешно,
Порок и смерть! Какой соблазн горит
И сколько нег вздыхает в слове малом!
Порок и смерть язвят единым жалом,
В темноте, задыхаясь под шубой, иду,
Как больная рыба по дну морскому.
Трамвай зашипел и бросил звезду
Во мне конец, во мне начало.
Мной совершённое так мало!
Но всё ж я прочное звено:
Exegi monumentum
Павлович! С посошком, бродячею каликой
Здесь даль видна в просторной раме:
За речкой луг, за лугом лес.
Здесь ливни черными столпами
Один, среди речных излучин,
При кликах поздних журавлей,
Сегодня снова я научен
Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Не люблю стихов, которые
На мои стихи похожи.
Все молитвы, все укоры я
Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно
Жить в этом мире! Зачем ты меня родила?
Мама! Быть может, всё сам погубил я навеки, —
Нине Петровской
И я пришел к тебе, любовь.
Здравствуй, песенка с волн Адриатики!
Вот, сошлись послушать тебя
Из двух лазаретов солдатики,
Листвой засыпаны ступени...
Луг потускневший гладко скошен...
Бескрайним ветром в бездну вброшен,
Чёрные тучи проносятся мимо
Сёл, нив, рощ.
Вот потемнело, и пыль закрутилась,—
Этот вечер, ещё не весенний,
Но какой-то уже и не зимний…
Что ж ты медлишь, весна? Вдохновенней