Ночью и днем надо мною упорно,
Гулко стрекочет швея на машинке.
К двери привешена в рамочке черной
Ходит пёс
Барбос,
Его нос
Курнос,
Мне вчерась
Матрос
Слепящий свет сегодня в кухне нашей.
В переднике, осыпана мукой,
Всех Сандрильон и всех Миньон ты краше
Бесхитростной красой.
Ухожу. На сердце — холод млеющий,
Высохла последняя слеза.
Дверь закрылась. Злобен ветер веющий,
То не прохладный дымок подмосковных осенних туманов,
То не на грядку роняет листочки свои георгин:
Сыплются мне на колени, хрустя, лепестки круассанов,
[Как мячик, ] скачет по двору
[Вертлявый] воробей.
Всё ты, мечта привычная,
Нет, больше не могу смотреть я
Туда, в окно!
О, это горькое предсмертье,—
К чему оно?
Во всём одно звучит: «Разлуке
Ты обречен!»
Молчи, склони своё лицо.
Ночному страху нет ответа.
Сладко жить в твоей, царевна, власти,
В круге пальм, и вишен, и причуд.
Ты как пена над бокалом Асти,
А мне и волн морских прибой,
Влача каменья,
Поет летейскою струей,
Без утешенья.
Безветрие, покой и лень.
Но в ясном свете
Странник прошёл, опираясь на посох, —
Мне почему-то припомнилась ты.
Едет пролетка на красных колёсах —
Madchen mit dem roten MundchenHeinrich Heine
Бывало, думал: ради мига
И год, и два, и жизнь отдам…
Цены не знает прощелыга
Взгляни, как солнце обольщает
Пересыхающий ручей
Полдневной прелестью своей, —
Пускай минувшего не жаль,
Пускай грядущего не надо —
Смотрю с язвительной отрадой